Егор Исаев - И век и миг... [Стихотворения и поэмы]

Уж как ты ни старайся, друг ты мой,
Живая жизнь не хочет по прямой,
Не хочет, чтоб какой-то там квадрат,
Затмив рисунок, вышел на парад
И подменил собою божий дар.
Ведь шар земной — он не бильярдный шар.

Модерн крепчал. Наивная душа
Себя искала в рамках чертежа
И не нашла. Отвесная тоска
Бетонных плит, не хуже тесака,
С плеча многоэтажного высочества
Стесала образ вплоть до одиночества.

А я себя ничуть не умаляю
Да и завысить тоже не спешу.
Я просто говорю — не заявляю
И, как перу, служу карандашу.
Я — эгоист, за что прошу прощенья
У вас, друзья, в лихой и в добрый час.
Они мои все ваши огорченья
И для себя я радуюсь за вас.

Мои слова и есть мои дела.
Они и крылья мне, и удила.
Кому-то трудно — подсобить спешу,
Влюбился кто-то — про любовь пишу,
Парнас — на запад, на восток — Парнас…
Такой он сердобольный, мой Пегас.

За ним — возы, возы, возы,
Хоть кровь из носу, а вези
В простой и радужной оправе
И не робей на переправе.
И так всю жизнь — дела, дела,
Путь от копыта до крыла.
А там, глядишь, и до ракеты.
За то сенца б ему, поэты.

Грусть, это плащ осенний на гвозде.
Опавший лист в покинутом гнезде,
Промозглый ветер из пустых полей
И небо без гусей и журавлей,
Грусть за окном туманным и в избе…
Ну что ж, бывает, — говорю себе —
Пусть будет так, пусть погрустится, пусть.
Я Пушкина читаю наизусть.

Догорает костёр, догорает. Не жди
Чьей-то воли чужой и совета.
Сам пойми, человек: ночь стоит впереди,
Осень с неба глядит, а не лето.
Догорает костёр, сушняку собери
И подбрось — он опять засмеётся,
Будет рядом с тобой от зари до зари,
До того как поднимется солнце.
А поднимется солнце — спасибо скажи,
Поклонись, как ведётся от века.
Догорает костёр. Не оставь. Поддержи.
С человеком беда — поддержи человека.

Обшарил всё и всё вокруг общупал,
Но не нашёл ни валенок, ни шубы,
Перелистал все листья, все пределы,
Все те снега, где сам себя раздел он
До ниточки. И вот теперь, бедняжка,
Гол как сокол: ни шапки, ни фуражки,
Ни табачку в разорванном кисете,
И ни-ко-го на всём на белом свете…
И кто ж его согреет, вот вопрос.
Ну разве что наш добрый Дед Мороз.

Ему неймётся средь людей:
То он добряк, то он злодей,
То льнёт к груди, то валит с ног.
А потому что одинок.
А потому, а потому
Пойду к нему и обниму,
Углажу с головы до пят:
Угомонись, детишки спят.

Ах, как она, взмятённая, просила,
Чтоб жало пощадило — не скосило
Её птенцов во глубине овса.
И — день свидетель — чуткая коса,
Рукой неосмотрительной ведома,
Споткнулась вдруг у самой кромки дома.
Не потому ль, как только встанет солнце,
Пернатые ликуют колокольцы?

Золотые лучи
Августовского утра,
А сирена кричит, —
Где-то больно кому-то,
Где-то летом — зима,
Чья-то жизнь под откосом.
Расступитесь, дома,
Дайте скорость колёсам,
Чтоб совсем не померк
Лучик слабого пульса.
…Вот и встал человек.
Человек улыбнулся.

Не великан собой,
В безоблачном халате,
Чуть что случись с тобой,
Как из других галактик
Он явится к тебе,
Взойдёт у изголовья
Звездой в твоей судьбе,
Не склонной к суесловью,
Взойдёт на тяжкий вздох,
Светло взойдёт и строго.
Он — человек, не Бог.
Но знак его от Бога.

Нескладно ходят ходики
Под крестиком в груди.
А ей всего два годика.
И что там, впереди?
Ворона — кыш! — не каркай,
Не догорай, свеча.
Восстань, отважный скальпель,
В святой руке врача.
Молись, народ окрестный,
Спасительным крестом.
Дай Бог ей стать невестой
И матерью потом.

Солнечная обликом,
Как с вершины дня,
Ангелом из облака
Смотрит на меня,
Кружится над хворостью,
Ласкова, быстра,
Дочка мне по возрасту,
По любви сестра.
Боль уластит, скромница,
Успокоит пульс…
Пусть ей день поклонится,
Ночь полюбит пусть.

Устал от шума — поищи топор,
Дров наруби и разведи костёр,
Присядь к нему поближе, помолчи,
Послушай небо звёздное в ночи,
Забудь себя, забудь свой жест и шаг.
И вот тогда ты не заметишь, как
Он сам к тебе покорно подойдёт,
Твой вечно недоступный горизонт,
Уйдёт в глаза, в сердечный уголок
И там себя завяжет в узелок
На радость встреч и на печаль разлук.
И будет «Степь», и будет «Бежин луг»,
И будет сказка — мудрости сестра.
Общительность такая у костра.

Невзрачная снаружи кубатура,
А там, внутри, под парусом культуры
Бушуют океаны языков
В собраньях сочинений всех веков.
Там слово царствует и правит документ…
Пока есть жизнь, там скорой смерти нет.

Они нам всем, как музыка, в награду,
На весь наш путь, на все материки, —
Шумят леса, грохочут водопады…
Прошу, не отмирайте, языки.

Ты за столом один и не один.
Ты сам себе и раб, и господин.
К тебе — душа и от тебя — душа
По робкой колее карандаша
До вспышки гнева на конце пера.
Ты по природе труженик добра,
Тебе от правды уклоняться грех.
Бывает одиночество для всех.

Она к нам из далёка-далека,
Как свет с небес, как по земле река,
Как зеркало с глубоким отраженьем
Всего, что есть в покое и в движенье
Она и символ, и сама натура.
Откройте дверь — идёт литература!

Чтоб мир души не озверел над бездной,
Да, да, он был воистину железный,
Тот занавес. И всё ж при всём при этом
Он был открыт, как небо, для рассвета,
Для классики любых племён и наций,
Что в гости к нам, а то и в домочадцы.

Ворона каркает. Зима.
И ты уже как не сама,
И ты уже как вдалеке:
Душа — в дорожном узелке…
Не уходи, любовь моя.
Давай дождёмся соловья.

Тебе, тебе! С грозой и соловьями
Всей силой слов и тем, что за словами,
Вот здесь, в груди, и в памяти моей,
Тебе одной за наших сыновей,
За наш сентябрь, за наш весёлый май,
А что не так, прошу, не принимай
Так близко к сердцу. Ты — моя отрада.
Ну, подойди, ну, улыбнись, дружок.
Я чёлн с волны, а ты мой бережок
Длиною в жизнь, другой реки не надо.